Росс Барнаби - Загадка белого «Мерседеса» [Сборник]
— Да. У ребят в Фалькенсваарде есть снимок, который все увязывает.
— Ну ладно, тогда все просто; не так ли? Какой-нибудь парень прикончил его, чтоб получить долю в доходах, или кто-то отнял у того долю, или… Какого черта? Какая разница? Его Высочество будет доволен. Черный рынок: незаконная спекуляция; уклонение от акциза; нарушена половина уголовного кодекса. Они конфискуют все его деньги, и им будет плевать, кто его убил.
Ван дер Валк осторожно выложил свой козырь.
— Не хотите ли вы послушать, что я делал в Дюссель-дорфе?
— Не очень. Мне нужен рапорт и отчет по расходам. Ну, а что вы там делали?
— Стам — не обязательно Стам, он даже не голландец. В Дюссельдорфе он держал комплект запасной одежды, документов и всего прочего. Документы говорят, что он бельгиец и жил в Эрнегейме: это деревня где-то за Остенде. — Это заставило, наконец, старика положить свою глицинию на стол.
— А какой из них настоящий?
— Я хочу поехать в Бельгию и узнать.
— Вы хотите поехать в Бельгию, чтобы узнать, — медленно. — Бельгийцы могут проверить его личность.
— Они не скажут нам, однако, почему его убили. Если мы узнаем «почему», мне кажется мы узнаем и «кто».
— Я совсем не убежден, что теперь это так уж важно.
— Я хотел бы довести дело до конца. Я вовсе не уверен, что оно связано с контрабандой. Никто из контрабандистов не оставил бы так на улице эту машину.
— Слушайте, мой мальчик. Я понимаю, что вы хотите довести дело до конца; не оставлять после себя неряшливой работы. Но я предвижу бесконечное шатание по Бельгии, и в конце концов, затратив уйму времени и усилий, вы обнаружите то, что мы уже знаем. Я упомяну об этом в разговоре с Главным комиссаром, и если он сочтет необходимым продолжать расследование, хорошо, поезжайте в Бельгию. Я думаю, что скорее всего он будет согласен со мной — если кто-то и должен заниматься этим, так таможенники могут разобраться, а бельгийцы пусть ломают себе голову, если им это заблагорассудится. Они могут получить наше досье. Все это одна морока, и я хочу развязаться с этим.
Однако Его Высочество разрушил все эти планы, согласившись — по несколько иным причинам — с ван дер Валком.
«Настырный зануда», — подумал минхер Самсон с тайной злобой, которая не отразилась на его лице исполнительного служаки.
— Нет, нет, нет, Самсон, мы не можем успокоиться на этом, как бы нам этого ни хотелось. Мы должны быть уверены в том, что этот человек не был замешан еще в чем-нибудь. И у него могли быть здесь сообщники, — что он делал в Амстердаме, хм? Пил шампанское, хм? Кроме того, эта история с маслом, как мне довелось узнать, — учтите комиссар, это только между нами, — весьма тревожит наше правительство. Если мы видим возможность прояснить это дело, мы не должны отдавать его бельгийцам, хм. Будет к нашей чести укреплять добрые отношения с нашими соседями — разумная политика, Самсон, хм. Да, да, я знаю, вы скажете, что это не имеет к нам отношения. Однако вы можете считать это моим решением. Хм?
— Конечно, комиссар. — Капитану разрешается думать, что адмирал — осел, но он с ним не спорит. — Как вам угодно, сэр. Я пошлю ван дер Валка в Брюссель.
— Он хорошо проявил себя в Дюссельдорфе, хм. Вот это меня устраивает, Самсон; никакой потери времени, никаких колебаний или расходов. Осторожный — не рассказал немцам. Как ему пришла в голову эта мысль о двойной личности?
— Не очень отчетливо представляю себе, сэр. — Без всякого смущения, — Но он хороший парень. Смышленый.
— Хорошо, хорошо, превосходно. Рад, что моя уверенность в нем подтвердилась таким образом.
Его Высочество не признавал благодарностей в приказе — если похвалы дешевы, то это только располагает служащих к лени — однако маленькое доказательство хорошего настроения — «это ведь недорого стоит, хм?»
Минхер Самсон побрел назад и проинструктировал ван дер Валка поощрительным голосом. «Как выдохшаяся содовая вода, которая стояла и скапливала пыль», — подумал ван дер Валк.
На следующий день он был в Брюсселе.
Этот приятный город являл свой обычный вид, — энергичной коммерции, весьма заметной вульгарности, прикрытой паутиной средневекового буржуазного великолепия. «Иногда утомительно, — подумал он, — быть в городе, который так бесстыдно заявляет: Разве мы богаты? Вы и понятия не имеете о том, как это приятно». Обычные афиши французских гангстерских фильмов. Пожилой классический актер, покрытый слоем кровопролитной свирепости и жесткой щетины, окруженный пистолетами-пулеметами, свирепо глядел на девку в разорванной блузке, находившуюся на ступеньку или две ниже его на очень грязной лестнице. Прелестно!
Ван дер Балк любил Брюссель в малых дозах. Он остановился выпить процеженного кофе на Адольф Макс, прежде чем двинуться назад под туманным зимним солнцем к своей машине. Лениво, не торопясь, он приближался к Остенде. В Эрнегейме он съел ленч в заведении «Моя хибарка» и выпил их симпатичного имбирного пива. Месье де Винтер, как он узнал, почти не бывал дома.
— О, он заглядывает примерно раз в две недели, но всем ведает мадам. Ей пальца в рот не клади.
Отель стоял на главной дороге от Остенде на Брюгге и Гент; средних размеров, весьма дорогой, процветающий; доходное дело. Тип отеля, который так часто встречается, — старое здание оставлецо как фасад, потому что оно «привлекательно», а к нему кое-как прилеплены современные пристройки. Привлекательной частью служил величественный, но уродливый массив семидесятых годов XIX века — скверное время для архитектуры. Тяжеловесный, но продуваемый сквозняками. Новая часть, откровенно кошмарная, была сооружена іїосле войны и еще достроена в последние год-два; новый бетон выглядел чище, чем старый. Ни разу не было сделано какой-нибудь попытки добиться архитектурных достоинств, благородства или единообразия.
Как у многих отелей этого типа, сейчас нельзя уже было отличить переднюю его часть от задней. Большая стоянка автомобилей; угол огибала длинная терраса с кустиками в каменных урнах, толстая тяжелая балюстрада и кресла из плетеного красного пластика. Он попробовал первую дверь и увидел темную, отделанную плюшем столовую, украшенную колоссальными каучуконосами. Затем — комната отдыха с канделябрами, зеркалом и сиденьями на двоих, веретенообразные круглые кофейные столики, кресла со львами и обивкой из зеленоватой парчи; величие Второй Империи. Все было позолочено; зеркало принадлежало Нана.
Он прошел в новую часть и обнаружил бар, а за ним новый вход в отель с омерзительной пластикатовой конторкой портье и неоновой лампой над ней. Лампа лила противный свет на сотни фотографий туристов, два алых телефона и портье. Он был в форме, тоже восходящей к временам Наполеона Третьего — что-то вроде сюртука с бранденбурами, как у темного биржевого маклера. «Один из клиентов Нана», — решил ван дер Валк. У него был бычий западно-фламандский вид, что несколько подрывало первое впечатление, как о человеке, который все делает споро. Ван дер Валк оскалил зубы, однако на эту очаровательную улыбку портье ответил деревенской подозрительностью.
— Пожалуйста, месье де Винтера.
— Зачем? Вы коммивояжер?
— Нет. Не имел представления, что вас это касается.
— Ну, это — моя обязанность.
— Вряд ли вы обязаны быть грубым с посетителями. У меня личное дело.
— Я только имел в виду, что вы, должно быть, не слишком хорошо с ним знакомы, иначе вы бы знали, что он бывает здесь только в начале недели, по понедельникам или вторникам. И то не всегда.
Ему, видимо, казалось, что этим он что-то доказал.
Ван дер Валк подумал, не заехать ли портье в ухо, но решил воздержаться. Ему был понятен склад ума портье в пригородных отелях, и он прикрыл кошмарный рисунок колокольни десятифранковой ассигнацией. Портье дружески улыбнулся.
— Почти три недели мы его не видели, сэр. — Раздумье. — Самому показалось странным, что мы не видели его на этой неделе. — Снова раздумье. — Что, я полагаю, будет, наверное, лучше всего, да, если у вас личное дело, правильно будет вызвать мадам. Она наверху, в своей квартире, но я мог бы позвонить ей.
Ван дер Валк направился в бар, где обнаружил сонного официанта. Там было английское пиво, тонизирующий напиток «Геро», довольно сомнительное шотландское виски, экспортный джин и странный коньяк в бутылке с этикеткой, которой искусственно был придан вид старой с помощью несуществующего герба; все это по ценам, которые ван дер Валк счел отвратительными. Он заказал белое вино и черносмородиновую наливку, уселся в дальний угол и решил не зажигать сигары. По его предположению, мадам не заставит себя долго ждать. Знает ли она, что случилось с Жераром де Винтером? Догадывается ли она? Все ли еще недоумевает? Или ей вообще все равно?
Не очень-то просто поймать работника отеля сразу после полудня, так как у него это единственное свободное время дня. Начинают они рано утром и становятся все более занятыми вплоть до конца подачи ленча. И только тогда воцаряется восхитительная тишина. Управляющий отелем поднимается с постели к восьми часам. Он закончит завтрак и, может быть, просмотрит газету к девяти тридцати. Перерыв и дневная еда будут у него только около двух. Вполне резонно, что он предпочитает тогда исчезнуть до семи часов вечера, поскольку будет снова занят почти до двенадцати ночи. Горе тому, кто потревожит его во время этого дневного отдыха. Мадам Соланж де Винтер, управляющая и содиректор отеля «Универсаль», не была исключением из этого правила.
